Арсенал и российский павильон на 58-ой Венецианская биеннале: дневники Люси Малкис
В мае в Венеции стартовала 58-я биеннале современного искусства, она продлится до 24 ноября. Мы уже рассказывали, о том, что увидела там Ксения Шабалина, а теперь публикуем наблюдения Люси Малкис — она вернулась из Венеции на прошлой неделе и поделилась с нами своими впечатлениями от площадок и инсталляций основного проекта и спорного российского павильона.
Люся Малкис архитектурный продюсер и публицист, основатель платформы Archipeople, проводник в образовательных международных поездках по Голландии, Швеции, Германии, Венеции
На биеннале в Венеции в этом году я была в третий раз. Прошлым летом мы впервые ездили с участниками образовательной программы на архитектурную биеннале, а в этом — замахнулись на искусство. Программу поездки готовили вместе с Анной Швец, арт-менеджером, куратором, руководителем TAtchers' ART Management. Нынешнюю биеннале я смотрела дважды: в первую поездку попали далеко не все, и мы решили ее повторить. Так что мне удалось пройтись по Джардини и Арсеналу повторно, переосмыслив увиденное.
Новичку сориентироваться на биеннале сложно — слишком много всего. Разбираться в этом лучше всего с проводником, который не только составит маршрутную карту, подскажет, на что стоит обратить внимание, но и даст свою ненавязчивую интерпретацию увиденному. Наша программа во многом была направлена на то, чтобы подготовить зрителя к встрече с биеннале, помочь сориентироваться в ее хитросплетениях, обозначить обязательные к просмотру точки параллельной программы и вместе нащупать главные тренды, которые так или иначе проникают и в основной проект, пульсируют в высказываниях отдельных авторов и прослеживаются в национальных павильонах. В каком-то смысле это было путешествием в квадрате, на протяжении которого то и дело доносилось: «Мы пошли в Америку, Латвию, Нидерланды, перед нами Берег Слоновой Кости..., а вы где?»
Арсенал и главные инсталляции основного проекта
Самая интересная площадка биеннале — это, разумеется, Арсенал. Здесь представлен основной проект. В этом году биеннале курирует директор лондонского центра современного искусства Hayward Gallery Ральф Ругофф. Он проделал колоссальную работу, и каждому, кто хоть как-то соотносит себя с искусством, обязательно стоит увидеть ее результаты. Тема основного проекта — «May You Live In Interesting Times». Это псевдокитайское изречение, аналогичное русскому «Не дай вам бог жить в эпоху перемен». С этим переводом можно было и поспорить, но давайте для начала вместе заглянем в Арсенал.
Фото: La Biennale di Venezia
Итак, что здесь?
Ругофф виртуозно работает с двумя аспектами: во-первых, с материально-физической частью, то есть с самой экспозицией, тем, как она устроена и как раскрывается перед зрителем; во-вторых, с содержанием этой экспозиции. В этом году в основном проекте участвуют 79 авторов, почти в два раза меньше, чем в 2017-м, причем впервые — исключительно ныне живущие художники.
Как обычно работает куратор? Выбирает художников, опираясь на свой опыт, пристрастия и предпочтения. Ругофф потратил около двух лет, чтобы объездить весь мир и лично найти и пообщаться примерно с двумя тысячами артистов. В итоге, вместе со звездами мирового современного искусства в Арсенале оказались и малоизвестные, но от того не менее интересные, авторы.
Самая важная часть работы куратора, для меня, как зрителя, оказалась в том, как талантливо он показывает вещи, обычно скрытые от глаз. Как настойчиво обращает наше внимание на то, чего мы обычно избегаем, от чего отворачиваемся. Как виртуозно вытаскивает сложные для переживания темы на поверхность и методично, шаг за шагом, раскручивает их словно стоп-кадры в захватывающем триллере. Кстати, триллер это действительно хорошее сравнение — эмоций и чувств от увиденного у внимательного и готового погрузиться в них зрителя очень много.
Фото: La Biennale di Venezia
Экспозицию открывает огромная странно-ироничная картина одного из главных «мистификаторов» современности, американца Джорджа Кондо, «Двойной Элвис». Кондо — очень дорогой художник (самая дорогая его работа оценивается в 6 млн. 150 тыс. евро) и любим коллекционерами за то, что каждые пять лет цены на его работы удваиваются. «Двойного Элвиса» («Double Elvis») он сделал специально для биеннале, и эта работа как нельзя лучше характеризует неопределенность нашей «эпохи перемен», постоянное столкновение с «другим», вопросы выбора и поиск собственной идентичности.
По иронии судьбы в пространстве Арсенала я впервые оказалась 9 мая и немедленно столкнулась с большим количеством работ, посвященных войне. Но не какой-то конкретной войне, а некому множеству войн, которые происходят в мире и касаются самых разных сфер. Лучшая иллюстрация этой идеи прозвучала в фильме Кристиана Марклея. Его видео «48 War» — это бесконечное блокирование одним фильмом о войне последующего в нарастающей регрессии насилия. Внутри этого сгустка, калейдоскопа войн, которые разворачиваются на самых разных полях, реальных и виртуальных, Ругофф словно высвечивает фонариком какие-то особенно интересные современнику явления и открытия, сокрытые истории и факты.
Исчезнувшие женщины Терезы Марголес
В этом году среди участников как никогда много женщин. С одной стороны, это предсказуемо, с другой, — гендерные вопросы, как и вопросы неравенства, дискриминации и любого преследования в работах женщин приобретают новое лицо. Так, я открыла для себя почти секретную, спрятанную за так называемыми фламинго (розовыми креслами на длинных ножках) инсталляцию мексиканки Терезы Марголес.
Фото: La Biennale di Venezia
Из маленького городка на границе с Америкой она привезла пластиковые витрины, замызганные и грязные, с наклеенными на них фотографиями женщин. Все эти женщины исчезли: были похищены, убиты или пропали без вести, и теперь мы сталкиваемся лицом к лицу с их портретами — тоже почти стертыми, исчезающими. Инсталляцию сопровождает тревожный звук подземки и характерное дребезжание витрин. Это очень мощная вещь (работа удостоена специального упоминания жюри), спорная в плане художественной ценности, но бьющая точно в цель по смысловой наполненности. Как ни крути, мир искусства, в первую очередь, апеллирует к чувствам, поэтому смотреть на такие работы непросто, но именно это заставляет нас делать Ральф Ругофф, причем мастерски.
Забытый астронавт Тавареса Хендерсона Страчана
Фото: Люся Малкис
Еще одна работа, посвященная исчезновению и памяти, на этот раз рассказывает историю американского астронавта Роберта Генри Лоуренса, погибшего в 1968 году. В эпоху Холодной войны его смерть не афишировали, а имя попросту вычеркнули из летописи американской астронавтики. Инсталляция представляет собой прозрачный куб-памятник. Отступив от него, начинаешь замечать внутри звездное небо и очертания исчезнувшего космонавта среди мерцающих точек. Возвращая его в космос, Таварес Хендерсон Страчан — художник, чьи мультимедийные инсталляции исследуют науку, технологии и мифологии — словно возвращает миру память об этом человеке. Сияющий космический человек, подвешенный между небом и землей при падении на землю, выхваченный из небытия, видимый лишь немногим даже сейчас, явленный этим памятником-призраком, то ли рисунком, то ли скульптурой… Мне кажется, это очень важный художественный и гуманистический жест.
Проклятые поэты Шилпе Губта
Фото: La Biennale di Venezia
Одна из самых, на мой взгляд, пронзительных инсталляций Арсенала принадлежит индийской художнице Шилпе Губта, чью работу «Мой Восток — это твой Запад» я запомнила с прошлой 56-й биеннале. На этот раз звуковая инсталляция посвящена ста исчезнувшим за последние 150 лет поэтам. Все они подвергались цензуре и расправам. В названии инсталляции «И в твой язык я не вмещусь – 100 заключенных поэтов» использована строка из произведения азербайджанского поэта Насими, жившего в конце XIV – в начале XV века. Перед нами — ровные ряды с сотней микрофонов, из которых раздаются поэтические строки на разных языках. Отдельные голоса время от времени сливаются в единый хор, как бы поддерживая и усиливая друг друга. Это завораживает. Мы «потеряли» в этом поле исчезнувших поэтов некоторых участников нашей программы, погрузившихся в мир собственных переживаний.
Затонувшее судно Кристофа Бюхела
Расскажу еще про проект швейцарского художника Кристофа Бюхела. По сути, это еще один памятник, или «плавучий гроб», как окрестили его СМИ. Он разместился на задворках Арсенала. Это рыбацкое судно «Barca Nostra», затонувшее в Средиземном море в 2015 году с мигрантами на борту (по разным данным, их было от 700 до 1000 человек). На фотографиях барак выглядит величественным и довольно большим, но это оптический обман. Когда я присела рядом на скамейку, то попала в зону абсолютной невыносимости — перед мной было маленькое потрепанное утлое суденышко. Представить, что в нем могли поместиться сотни людей, довольно трудно как по объективным причинам, так и эмоционально... На фоне корабля посетители биеннале делают селфи. Не углубляясь в суть проекта, они рассматривают его исключительно как элемент ландшафта. Это тоже часть жизни и ее продолжение.
Фото: La Biennale di Venezia
Интересно, насколько, с одной стороны, мы вроде бы просвещенные (в одном смартфоне — информации больше, чем в библиотеке), а с другой, — абсолютно невнимательные к каким-то важным вещам и событиям
Вообще, гениальность Ральфа Ругофф — в том, что каждый новый объект или инсталляция продолжает начатый предыдущим автором разговор и развивает его, все больше и больше погружая зрителя в область переживания тех времен, когда научный и технический прогрессы делали нашу жизнь настоящим чудом (чудо, впрочем, всегда имеет две стороны). При этом он не манифестирует — в этом целостном произведении нет патетики и унылой или истеричной поучительности.
Нужно отметить: среди всех приглашенных Ральфом Ругоффом художников нет ни одного российского.
Тем не менее в рамках биеннале Россия представила целых три проекта: Российский павильон, инсталляцию «В конце пребывает начало» (Пушкинский музей) и выставку «Время, вперед!» (V-A-C foundation). Кстати, пользуясь случаем, хочу поблагодарить Нонну Гузиеву за персональную экскурсию для нашей группы! Все три площадки обязательны к просмотру, но я отдельно расскажу о Российском павильоне.
Российский павильон
В этом году экспозицию курировал Эрмитаж, а работали над ней два автора: режиссер Сокуров и театральный художник Шишкин-Хокусай. Оба этажа для меня — эдакая русская матрешка, которая, постепенно раскручиваясь, предлагает все новые и новые картинки.
Российский павильон очень хорош — в своем нелепом и фальшивом величии. Но только если рассматривать его, как иллюстрацию положения современного искусства в России.
Ключевой образ здесь — Рембрандт и его «Возвращение блудного сына». Он раскрывается в скульптуре отца, которую, словно вынимая из пространства полотна, лепят студенты академии искусств им. Репина. По ходу движения зрителя сопровождает целая армия фальшивых полуслепленных скульптур.
Фото: анастасия семенченко
Дальше — больше: вдруг возникает Крамской. На одном из экранов мерцает его сюжет с Христом («Христос в пустыне»), на который проецируется документальная хроника ИГИЛ, момент сожжения заложников. Понятно, что авторы рассчитывали на определенный эффект, но никакого эффекта нет — люди просто проходят мимо.
Стараясь вовлечь зрителя в свое кино, Сокуров старательно выстраивает мизансцены.
В них есть все: и ценные полотна Эрмитажа, и видео, и скульптура. Вот фигура повернувшейся к зрителю спиной скорбящей матери, а вот еще один сын (брат другого, блудного), а вот стих из Евангелия от Луки (глава 15, стихи 11-32)… При этом, между собой эти мизансцены связаны довольно плохо, не только по смыслу, но и визуально. Собранные вместе, они кажутся несоразмерными, пребывающими в своей отдельной теме, и в этом плохо управляемом сюжете все множество деталей просто рассыпается. В итоге пространство не хочется изучать, а хочется поскорее покинуть.
Нижний этаж павильона занимает масштабный механический театр от Шишкина-Хокусая. Очень красивая и большая работа, в которой все разыграно как по нотам. О чем повествуют немые актеры и движущиеся картины? По общему мнению участников нашей группы, это своеобразная пыточная, в которой применяются два вида экзекуции. Фигуры протестующих и несогласных подвергаются казни через повешение и, последовательно, сажаются на кол. Безусловно, этот нижний этаж, подвал, в каком-то смысле являет изнанку целого художественного высказывания Русского павильона и проявлен как некое бессознательное. Зачем и к чему этот сюжет? Вариантов множество. Можно лишь отметить, что в отличие, скажем, от павильона Литвы (награда «Золотой Лев»), диалога здесь нет. Зрители являются лишь свидетелями наказания. А было ли преступление?
Вспоминается масштабная реконструкция «Времена и эпохи», российские фильмы, обращенные к историческому или документальному контексту, и другие схожие проекты, чьи авторы не затрудняют себя быть последовательными в деталях и обращаются исключительно к форме.
Фото: La Biennale di Venezia
Все это нелепые попытки пафосного художественного высказывания, которые не имеют к оригиналу ни малейшего отношения. Недостоверность, несвязанность, желание спрятаться за авторитетные произведения и имена, не понятые и не пережитые, как отражение русской реальности и русского проекта будущего.
Нагромождение сюжетов, реки крови и боли завершаются финальным образом — хорошо вылепленным образом отца и блудного сына на фоне патины, сокуровского зеркала, в которое попадаешь вместе с их отражениями. Про попытки русского человека объять необъятное писал еще Достоевский, и я бы рада увидеть в Сокурове этакого Ларса фон Триера, который, обращаясь к религии, выдает необычный, шокирующий ассоциативный ряд, но этого не происходит. Вся инсталляция — это бесконечное нагромождение множества сущностей, которые одна за другой являют невыносимые картины.
«Русский павильон» тонет в пространстве смыслов, шедевров, высказываний и образов, набитый ими до отказа, как лавка антиквара.
Глядишь, что-нибудь да и купят. И в этом смысле, вольно или невольно является зеркалом, отражающим положение российской современной культуры, со всей вот этой красотой в виде розовых дельфинов и фальшивой цветущей сакуры.
Уж лучше бы в щусевском павильоне поставили хрустальный гроб с Лениным и пышногрудой блондинкой с выставки Пепперштейна в «Гараже». Эта работа куда больше про нас, про современность и тот тотальный сон, в котором мы пребываем.
Фото на обложке: La Biennale di Venezia.
