Никита Токарев: «Способность осознанного выбора – это одно из фундаментальных свойств человека и архитектора»

С директором Архитектурной школы МАРШ Никитой Токаревым мы обсудили влияние архитектуры на образовательный процесс, идеальную пространственную организацию помещений, изменение восприятия информации у современных студентов и поговорили о том, что действительно важно для студента-архитектора. Этим интервью мы завершаем тему месяца «Архитектура и/как/или образование. Нужное подчеркнуть».

Никита, задавая тему месяца, вы напомнили, что «архитектура воздействует на нас: в помещениях с высокими потолками мы на 15% легче усваиваем абстрактные понятия, решаем творческие задачи. И только средствами дизайна учебных помещений при равном бюджете можно было повысить успеваемость школьников на 25% и сэкономить 3 года из 12, отведенных на среднюю школу в Европе». Применены ли какие-то из подобных дизайн-приемов в МАРШе?

Конечно, МАРШ далека от идеала архитектурной школы, прежде всего, нас сдерживает финансовый фактор – дорогая аренда помещений. Но в одном нам, несомненно, повезло – у нас высокие потолки. И я очень надеюсь, что те самые добавочные 15% к решению творческих задач мы получаем. Так как у нас нет контрольной группы студентов, которые бы учились в низких помещениях, сравнивать трудно. Наше собственное пространство, которое мы сами спроектировали в уже далеком 2012 году, на мой взгляд, своим задачам соответствует.

Кроме того, в МАРШ хорошие виды из окон – и на Яузу, и на Artplay. Для студента видеть перед собой архитектуру – это важный фактор творческого развития. Пусть и нет за окнами каких-то архитектурных шедевров, но есть очень разнообразный городской пейзаж со зданиями разных эпох, живой и красивый город вокруг, Яуза, прекрасные и разные осенью и зимой деревья.

Для архитекторов учебное пространство вдвойне важно, поскольку это, можно сказать, их учебный материал. МАРШ повезло с расположением. Мы Artplay рассматриваем как наш кампус, а это очень разнообразное, интересное и насыщенное пространство и в архитектурном смысле, и в событийном. Здесь много разных людей, разных пространств. Для студентов это ценно.

Интерьеры МАРШ

Вы сказали, что МАРШ пока далека от идеала. Какими должны быть, по вашему мнению, идеальные учебные помещения?

Важно и разнообразие пространств, и наличие фиксированного рабочего места студента. Место, где можно работать и с макетом, и на ноутбуке, оставить чертежи – такой небольшой «дом» 1,5 на 2 метра — чрезвычайно важный фактор продуктивности занятий. Многие ведущие архитектурные школы такую возможность студентам предоставляют. Нам это не очень пока удается, хотя школа открыта 7 дней в неделю с утра до вечера, можно постоянно здесь бывать.

Также нужны места для групповой работы, где можно собраться, провести консультацию с преподавателем, работать над коллективными проектами. И, наконец, нужны большие пространства для выставок, пинапов и обсуждений. Мы проводим выставки, но только когда занятия уже закончились и мы освободили свои бэйзрумы. Сейчас как раз проходит ежегодная выставка «МАРШоу».

Кроме того, студенты должны социализироваться, иметь возможности для отдыха, если мы предполагаем, что они проводят в школе бо́льшую часть своего рабочего времени — на своем рабочем месте, в компьютерном классе, в мастерской или в библиотеке.

Соответственно, где-то нужно и пообщаться, и выпить чай или кофе, иногда просто посидеть и поработать уединенно. В большинстве университетов такое пространство — это библиотека, где можно не только читать книгу, но просто прийти с ноутбуком и посидеть, сосредоточиться. Так что кроме мест, предназначенных для занятий, есть еще и места социализации, индивидуальной работы, не привязанной к своему бейзруму.

И, наконец, школа должна демонстрировать хорошую архитектуру. Я думаю, что в Порту, в здании, построенном Альваро Сизой, студенты-архитекторы получают сильнейший импульс для своего творчества просто от того пространства, в котором они находятся. Пребывание в пространстве, созданном гениальным архитектором, уже важнейший стимул для профессионального роста студента-архитектора. Думаю, то же относится и к кампусу MIT, спроектированном Мисом ван дер Роэ, и можно вспомнить и другие архитектурные школы, спроектированные крупнейшими архитекторами. Воздействие авторской архитектуры, личности мастера через его архитектуру, на мой взгляд, чрезвычайно важно для студентов, да и для преподавателей тоже.

Библиотека МАРШ

Вы упомянули, что окна в МАРШе выходят и на Яузу, и на Artplay. Есть ли разница в восприятии, в успеваемости студентов, условно говоря, в аудитории, виды которой выходят на Artplay, и на какой-то пейзаж? Удалось ли преподавателям МАРШ заметить что-то подобное?

Боюсь, здесь у нас нет данных. Мы специально не проводили такого исследования, какие студии более успешны: с видом на город или с видом на Яузу. Тем более, студии меняются и меняются их помещения. Мы стараемся проводить ежегодную ротацию для того, чтобы никому не было обидно — ни студентам, ни преподавателям.

Но что точно влияет на успешность студентов – это просто квадратные метры. В России стандарт для художественных мастерских 3,5 кв. м на студента. Это, конечно, очень мало, потому что в эти метры входят и проход между столами, и стеллажи, локеры и так далее. Теснота сказывается отрицательно. Это мы видим. В силу особенности планировки есть менее удачные бэйзрумы, там учиться труднее. Например, где-то не получается оставлять большие макеты, чертежи в крупном масштабе — приходится делать их составными, из частей, это отрицательные факторы. С этим мы пока можем бороться только с помощью ротации студий и помещений. Стесненное пространство, вероятно, сильно влияет не только на архитекторов, но и на любых студентов, решающих творческие задачи: на дизайнеров, графических дизайнеров, фотографов – необходимо наличие достаточного места для мысли, она как бы упирается в стены, в потолки, ей нет полета. Что интересно, исследования, которые мы читаем, подтверждают эту идею. Оказывается, есть доказательство зависимости успешности учебы просто от количества квадратных метров или кубических метров воздуха, которые приходятся на студента.

Учебный процесс в МАРШ

И, естественно, эту ситуацию невозможно изменить никакими воркшопами даже со студентами. Кроме физического расширения, другие методы не будут эффективны.

К сожалению, это так. Хотя мы стараемся разнообразить «меню», то есть проводить не только занятия в бэйзруме, но и филд-трипы, и поездки, и экскурсии. Одним словом, обогащать пространственный опыт студента-архитектора. При этом, в 2018 году мы были в гостях в знаменитой школе Bartlett, которая по многим рейтингам №1 в мире. Там теснота тоже изрядная, особенно проблема с индивидуальными рабочими местами — к ним надо буквально пробираться. И аудитории забиты мебелью, стеллажами, проектами студентов. Но ничего, это не мешает Bartlett быть чрезвычайно успешной школой.

И, мне кажется, пространство пространством, но все-таки даже не в самом удобном пространстве можно создать особую рабочую и творческую атмосферу, которая зависит от преподавателей и от студентов. И здесь пространство не всё решает. Могу сказать, что в Bartlett в Лондоне тесно, фантастически дорого, очень неудобно местами по сравнению с каким-нибудь более-менее средним университетом в Германии, где загородный кампус и пейзаж. Но конкурс 20 человек на место, а в немецком – хорошо, если 2–3. И денег там платить не надо, если ты немец, на немецком учишься, и всё прекрасно. Но все хотят в Лондон. Что это за такой прибавочный продукт интеллектуальный?.. Качество преподавателей, качество студенческих работ, актуальность повестки дня, брифов. Так что не всё решается пространством.

Разумеется. Образование первостепенно. Пространство — добавочный фактор.

Совершенно верно.

МАРШ существует почти 10 лет, за это время у вас было несколько «поколений» студентов, и сейчас те молодые люди, которые с детства пользуются смартфонами, гаджетами, социальными сетями. Наблюдаете ли вы изменение восприятия текстовой, визуальной информации? Может быть, они читают меньше книг, у них много информации из интернета, социальных сетей? И какие должны быть учебные помещения сейчас, если они должны как-то измениться согласно новым требованиям?

Никита: Начну с конца. Хоть мы и архитекторы, и очень любим свою профессию и, как любой специалист, считаем ее одной из важнейших в мире, конечно, далеко не всё зависит от архитектуры. Да, архитектура исподволь на нас влияет, но есть и другие факторы, которые влияют гораздо сильнее. Поэтому не все вопросы можно решить с помощью пространства и дизайна. Вы задали действительно очень глубокий и важный вопрос. Я не могу сказать, что у нас есть какие-то сравнительные исследования разных поколений студентов. Могу лишь говорить о своих ощущениях, о тех студентах, с кем я непосредственно общаюсь на своем модуле профессиональной практики в магистратуре. У меня есть ощущение, что хуже обстоят дела с чтением и вообще с русским языком. Не знаю, надо ли в этом винить среднюю школу или те вузы, из которых приходят к нам в магистратуру студенты. Есть ощущение, что нынешние студенты хуже владеют русским языком, и это касается и просто элементарной грамотности, и чувствительности к языку, способности читать и писать длинные тексты; развивать мысль; аргументировать не в коротенькой заметке на 1000 символов, а в эссе, которое предполагает систему разнообразной аргументации и погружение в проблему. Выстраивание длинного нарратива, и восприятие длинного текста, мне кажется, страдают. Очень непросто побудить студента дописать текст, пройти долгий путь, чтобы написать 20 тысяч знаков – объем нормальной статьи в журнале.

Я вижу мозаичность сознания, когда всё, что мы делаем, воспринимаем, состоит из маленьких фрагментов бесконечной новостной ленты, где всё примерно одинаковое – укладывается в 500 знаков с одной картинкой, и нет никакой внутренней иерархии, внутреннего отбора этой ленты. Все сообщения равноценны, равнозначны. И это затрудняет выстраивание проекта, поскольку в МАРШ проекты длятся долго и предполагают не только их картинки и чертежи, но и аналитическую, исследовательскую работу, и осознание собственной мотивации, почему этот проект такой, а не другой, исследование контекста, постановку проблемы. И с этой длинной долгосрочной работой студентам очень непросто справляться.

Что бы я еще отметил? Опять же, это мои впечатления от студентов, с которыми я непосредственно работаю в магистратуре. Ослабление критического мышления. Всё, что написано в интернете, воспринимается не критично, на веру. Нам приходится прилагать специальные усилия для того, чтобы научить студента проверять источники, например, говорить о том, что даже Википедия, не всегда является истиной в последней инстанции, и если вы что-то прочитали, надо докопаться до первоисточника, до автора, прочитать не просто изложение этой статьи, а найти ее оригинал, даже если он написан на английском языке. Не ограничиваться чьими-то компиляциями, а смотреть первоисточник и проверять данные. Если какая-то цифра вам попалась, попробуйте проверить, есть ли она в других источниках, а не просто переносите ее некритично в свое эссе.

Казалось бы, эти изменения не напрямую влияют на архитектуру, но, на самом деле, влияют, и очень существенно, по крайней мере исходя из того подхода к архитектуре, который мы формируем в МАРШ. Вдумчивый подход: не просто производство имиджей, а выстраивание своего внутреннего пути к проекту, и, соответственно, рассказа через портфолио, дневник.

С другой стороны, студенты чрезвычайно много видят, много смотрят, существуют в водопаде, океане визуальной информации. Но при этом зачастую совершенно не отслеживают, откуда эта информация берется. Соответственно, студент может воспроизвести картинку, но совершенно не знает, что за ней стоит, откуда она взялась. То, что стоит за изображением, очень часто ускользает — ведь проект рождается из авторского замысла, из контекста, из культурной интеллектуальной традиции. А за картинкой такие глубокие пласты прослеживаются. Но ничего, мы боремся по мере сил. Похоже, что у бакалавров, с которыми мы встретились на более ранних этапах их профессионального и личностного роста, эти недостатки сводятся к минимуму. Сложнее с теми, кто пришел в магистратуру, потому что они уже прошли путь учебы в других школах, и здесь им приходится не столько учиться, сколько переучиваться, а это чрезвычайно сложный процесс. Часто стереотипы уже сформировались, представление о том, что хорошо, что плохо, студенты уже знают, что за это они получают пятерки, а за это не получают, а в МАРШ пятерки за что-то другое. Студенту нужно время на адаптацию, перестройку в другой режим учебы. МАРШ очень не похожа на то, что студенты привыкли видеть в российских архитектурных школах.

Учебный процесс в МАРШ

Сейчас очень много архитектурных и дизайн онлайн-изданий – иностранных, отечественных, Instagram-страниц с подборкой архитектурных, дизайнерских проектов. Это сильно влияет на студентов? Появляется ли какая-то шаблонность?

Здесь мы тоже стараемся изменить ситуацию. Прежде всего, развивая индивидуальность студента. Для нас каждый студент — это творческая личность, и мы стремимся не столько вкладывать, сколько, наоборот, проявлять то, что в нем уже есть. Как только индивидуальность пробуждается и формируется, то, соответственно, формируется и индивидуальный выбор, не просто бездумное потребление бесконечных имиджей, а собственный отбор. И здесь мы очень поощряем выбор студента.

Вообще, способность осознанного выбора — это одно из фундаментальных свойств человека и архитектора. А как только способность к выбору постепенно формируется, появляются и любимые архитекторы. Не вижу ничего плохого в том, чтобы студент в процессе своего творческого роста симпатизировал какому-либо мастеру и даже пробовал ему подражать. Когда это подражание идет из внимательного изучения построек, чертежей, текстов — оно приносит много пользы. Мы поощряем осознанный подход к выбору своих референсов. Всегда спрашиваем: «А кто тебе по душе? А почему? А какие постройки ты знаешь? А какие проекты тебе нравятся? Следишь ли ты за творчеством, – если этот человек еще жив, здоров, – за последними проектами? А какие ты читал тексты? А какие ты читал критические тексты о творчестве этого мастера?».

Не беда, если у нескольких студентов будут общие увлечения. Конечно, преподаватели тоже влияют, исходя из собственных вкусов, и в этом нет ничего дурного, это нормальный процесс передачи мастерства. Главное, чтобы этот выбор был осознанным, и главное, чтобы он был продуктивным. Не просто копирование случайно увиденных картинок, а внимательное погружение в творчество мастера. Мы, начиная с подготовительного отделения, учим архитектуре, например, делая макеты известных построек в большом масштабе, чтобы можно было разобраться, как устроено окно у виллы Савой Ле Корбюзье, или перекрытие Скандинавского павильона в Венеции Сверре Фена, у других мастеров. Через руки, через изготовление до максимально возможной степени подробности, в идеале до дверной ручки. Через написание эссе.

В этом году у нас был уникальный опыт. Одна студентка училась параллельно в МАРШ и в нашем партнерском вузе London Metropolitan University. Она там училась в студии хорошего лондонского архитектора Тони Фреттона. Он уже немолодой человек, очень тонкий архитектор. И мы с интересом следили, как выстроена работа в Лондоне. Например, элементом студии, помимо работы над проектом, было большое эссе, посвященное выбранному мастеру. Екатерина выбрала Йорна Утзона и написала довольно большой текст о его творчестве с анализом одной его постройки. Очень любопытно, что это не модуль теории/истории, а это часть проектной работы с точки зрения Тони Фреттона. Для нас это был важный урок вдумчивого отношения к архитектуре. Нельзя сказать, что Утзон как-то повлиял на проект Екатерины, но такой задачи и не было. Была задача внимательного анализа архитектуры, погружения в собственные архитектурные мотивы.

Подводя итоги: нет никакой проблемы ни в Instagram, ни в ArchDaily. Прекрасно, что сейчас информация доступна и даже сверхдоступна. Но очень важно эту информацию уметь обрабатывать. Пусть будет не 100 картинок, а 10, но в них надо разобраться, что стоит за этим проектом, кто его сделал, почему, в каком городе, в какую эпоху. Глубокое вдумчивое погружение — вот этому надо учить и на этом надо настаивать. Что мы и пытаемся делать.

Вы сказали, что студенты часто сознательно выбирают себе кумиров или архитекторов, которым бы хотели подражать, или чей стиль и творчество им нравится. А есть ли среди них российские архитекторы?

Конечно. Во-первых, у нас преподают ведущие российские архитекторы, которые влияют на студентов и своей творческой манерой, и своими личными качествами. Всегда очень высокие рейтинги у Александра Бродского, Юрия Григоряна. Мы это знаем не понаслышке, а, проводя опросы и анкетирование студентов, задаем вопросы: «А с кем вам бы хотелось встретиться? У кого хотелось бы учиться?». Результаты используем, выбирая педагогов на следующий учебный год. Александр Бродский уже несколько раз вел студии. А Юрий Григорян будет вести одну из вертикальных студий в магистратуре в следующем году. Что интересно, среди фаворитов наших студентов есть и молодые бюро. Это, например, бюро KOSMOS — может быть, самая известная международная практика, основанная россиянами. Это бюро FAS(t) — тоже, на мой взгляд, прекрасное российское бюро. Мы рады тому, что студенты МАРШ знают российскую архитектурную сцену. Почти всегда в фаворитах Citizen Studio, наши преподаватели, российско-голландское бюро SVESMI, основанное нашими соотечественниками в Роттердаме. В таком выборе наших студентов, мне кажется, как раз и проявляется глубокий, личностный и индивидуальный подход, а не следование моде. Чтобы обратить внимание на работы бюро FAS(t), требуется интеллектуальное усилие — тот самый выбор, о котором мы говорили в предыдущем вопросе. То, что студенты способны его сделать — радостно. Может быть, даже иногда важнее их собственных проектов. Проекты бывают удачные, бывают неудачные. Знаменитые архитекторы отнюдь не всегда были хорошими студентами, а у кого-то и вовсе не было регулярного архитектурного образования. Школа важна, конечно, но на определенном этапе. Поэтому выпускники нам дороги не за их оценки, не за их проекты, а за их искреннюю любовь к архитектуре.