Наталья Белоногова: «Мои проекты построены на тонких ощущениях»

Архитектор Наталья Белоногова – автор самых «шаманских» ресторанов Москвы, а в этом месяце еще и приглашенный редактор Design Mate. Колумнист Design Mate Саша Сутормина встретилась с Белоноговой в «Горыныче» и расспросила ее о тонкой грани между ремеслом и искусством, о зоне ответственности дизайнера и, главное, о том, что составляет сказочный образ ресторана – от наличников на окнах до панно из сухоцветов.

Саша Сутормина журналист и PR-консультант

Для меня «Горыныч» – история про твою любовь к России. Здесь много чего русского, все пронизано ею. Как все начиналось?

Я сюда пришла несколько лет назад, с Ильей Тютенковым. Тут еще ничего не было, перестройка в рынок не началась. Мы походили, и Илья сказал, что здесь какой-то ресторан обязательно появится. Был такой разговор. Мы как раз вчера вечером с ним это обсуждали: «Илья, у тебя нет ощущения, что мы как котики? Походили, пометили территорию» – «Конечно, Белоногова. Бытовое шаманство!». Так смеялись.

Потом пришел Борис (Зарьков – примеч. ред.), начал что-то делать. Они спелись с Ильей, и в какой-то момент пришли ко мне.

Катя, жена Ильи (Екатерина Кононенко — кинопродюсер, известная, в том числе, по фильмам «Хардкор» и «Я худею» – примеч. ред.) выставила у себя в инстаграме фотографии со стройки. Там был один ракурс непонятный, а я сразу увидела ресторан, такой, какой он и получился.​

Резные наличники на окнах сделал Денис Милованов. Все они разные.

К Билибину мы с Ильей давно подбирались. Билибин должен был быть в «Угольке», должен был быть в «Северянах», но все не то. Ему надо было быть здесь. С вот этой вот линией на окнах. Изнутри — такой вот русский модерн. Снаружи — нет, конечно.

Что еще? У меня несколько лет назад был проект в городе Кимры — это километров двести от Москвы. Там все про деревянное зодчество: тягучие линии того времени, росписи…

Кстати, а кто делал росписи?

Это мастера, которые со мной уже много лет, с «Менделеева». Они делали и вот этот пронзительно-синий в «Северянах», например. Я же к каждому проекту отношусь как к живописи, и они мне в этом помогают.

Потом пошел модерн…

Модерн, потом Уильям Моррис — вот этот текстиль, это из того же периода. Потом присоединились Милованов, гений фотографии Розанов… Строители — тоже абсолютно идеальные: они все сделали, даже диваны из бетона. Телефон никому не даю.

В «Горыныче» очень много всего ручного, ремесленного, Денис Милованов, например. У тебя это уже традиционно...

Да, «миловановщины» здесь много. Столы, наличники на окнах ассиметричные. Вот эти «тотемы» на стенах как будто бы из разобранных изб.

Огромное фотополотно работы Михаила Розанова на дальней стене кухни — и вы действительно будто бы заблудились в лесных дебрях.

Я училась в Петербургской художественно-промышленной академия имени Штиглица, я знаю, что это такое – точная работа​. Тебе в рисунке надо быть таким ботаником, идти штрих за штрихом. Милованов делает то же самое, только пилой. Это магия. Вот, говорят, ремесла, ремесла… А тут вообще такая тонкая грань между ремеслом и искусством, и важно это показывать.

Шкатулки для счета — это Палех. А там вот, за печью, где ребята на кухне — мы отправили Михаила Розанова в русский лес. Снимать! Целая экспедиция получилась. Илья (Тютенков) выдал ему кадиллак, он поехал в лес, и в итоге — фотообои на несколько метров. Там где-то на ветках птицы сидят, совы всякие…

Счет приносят в палехских шкатулках с эмблемой сказочного огнедышащего Горыныча.

На каждом шагу – секрет.

Когда «Горыныч» только открылся, я водила здесь друзьям и гостям экскурсии. Рассказывала про каждый пенек, каждый угол, каждую тарелку. Вот пришла Белоногова пообедать с друзьями, вышла к ночи – пять экскурсии, а с друзьями так и не поела. А потом я подумала: зачем я так делаю? Пусть пространство раскрывается постепенно, с каждым визитом.

У тебя невероятно много предложений, ты, прямо скажем, на волне и уже давно. Чем ты руководствуешься при выборе заказчиков?

Я бы все в жизни посоветовала выбирать так, как я уже некоторое время выбираю тех, с кем работаю. Мне это посоветовал Женя Каценельсон (ресторатор, «Братья Караваевы», «Рынок и общепит» – примеч. ред.). Мы сначала про работу что-то поговорили, а потом поняли, что уже пару часов болтаем про пляж и про океан. С Тютенковым обсуждаем «Повара, жену и ее любовника», ну и так далее. Прежде, чем договариваться о делах, надо понять, что вам вместе хорошо. Мои проекты построены на тонких ощущениях, не только на деловых. Как иначе родится что-то новое?

Открытая кухня ресторана окаймлена сухоцветами. Их команда дизайнеров специально мяла и ломала, чтобы добиться ощущения «где-то посреди леса».

Ты вообще очень избирательна в общении.

Не только в общении. У архитектора и у дизайнера очень большая ответственность. Мы же созидаем и воссоздаем. Надо думать, с кем ты общаешься, в какие места ходишь, видишь ли достаточно красоты. Ты отвечаешь за то, что в твоей голове. Вот идет ребенок по улице в детский сад. Увидит ли он красоту или одинаковые серые дома? Каким он вырастет? Это и наша ответственность.

Сколько у тебя в бюро человек работает сейчас?

У нас параллельно около пятнадцати проектов в работе. А человек — десять. Несколько лет назад было столько же. Недавно одни французские заказчики сказали: «Мы искали sensitive touch, а нашли вас». Вот если у меня будет больше людей, я потеряю этот sensitive touch.

Конечно, я не знаю всех подрядчиков, всех маляров, вентиляционщиков и строителей. Но я знаю многих, и они за меня горой.

Орнаментальные украшения, окаймлявшие каждую иллюстрацию Билибина — здесь обозначают пространство бара...

Сильно отличается работа с подрядчиками в зависимости от страны?

Я только что вернулась из Лос-Анджелеса, я работала в Гонконге, Париже, Лондоне, Москве, Киеве и не только. Одно могу сказать: если у тебя нормальные чертежи, если ты со всеми согласовал материалы, все будет нормально. В Гонконге смешно вышло: я нервничала, что ничего не происходит, очень долго все было. А потом, в один из приездов, я захожу на стройку, и там муравейник, тысячи людей. Раз день, два день, три день — все, собрали ресторан. Удивительно.

...эти же украшения можно увидеть на дверях винного шкафа.

Что тебе запомнилось в последнее время?

Потрясающе восстанавливают «Наркомфин»: со вкусом, тонко, профессионально. Big Wine Freaks — мне там хорошо, как дома. В Бейруте — невероятный Национальный музей. Там сохранились надписи, сделанные во время войны, щемящие душу, следы от пуль. Очень это правильно. Ресторан в Париже в Музее Декоративных искусств — очень люди заморочились.

Потолок в ресторане «Горыныч».

У нас в Москве вообще очень серьезное отношение к интерьерам — им придают как будто бы большее значение, чем в том же Париже.

Мы в России семьдесят лет не ходили в рестораны, сидели у себя на кухнях. Нам нужна красота. После всех этих одинаковых ложек, одинаковых кастрюль, щеколд и дверных ручек нам нужно разное. «Ирония судьбы» — об этом же кино. Конечно, нам нужно максимально выделиться.

Женщина с черепом.

А Россия вообще не об этом, не об этой советчине. Женщина с черепом, эти сказки, Билибин — вот такая она.

Интерьер ресторана «Горыныч», фотограф – Михаил Лоскутов.

Фото для интервью: Даша Трофимова.