Девять кругов капрома: что такое капиталистический романтизм и где его искать
Несколько лет назад исследователи архитектуры Даниил Веретенников, Александр Семёнов и Гавриил Малышев придумали термин «капиталистический романтизм». К «капрому» принято относить здания постсоветского периода, выполненные в узнаваемой для российского жителя эстетике. О том, зачем выделять постройки этой эпохи в отдельную категорию, и какие примеры архитектуры наиболее ярко иллюстрируют стиль, Design Mate рассказал один из создателей капрома Александр Семёнов.
Александр Семёнов исследователь архитектуры и дизайна, преподаватель, соавтор Telegram-канала «Клизма романтизма»
Вместе с Даниилом Веретенниковым и Гавриилом Малышевым мы обозначили термином «капиталистический романтизм» локальную разновидность постмодернизма на постсоветском пространстве. Зачем придумывать новый термин, когда уже есть общемировое понятие постмодернизма? Во-первых, чтобы подчеркнуть региональную составляющую по аналогии с советским конструктивизмом, который остается частью глобального модернизма первой волны. Во-вторых, новый термин должен нивелировать оценочные понятия, существовавшие до него: фекализм, стаканизм, агротреш, лужковщина и прочие. Нам интересно говорить про архитектуру 1990–2000-х годов в контексте ее культурной значимости и осмысления, как о части исторического наследия. В-третьих, мы просто любим придумывать красивые названия для красивой архитектуры.
У капрома есть множество региональных направлений. Например, петербургский «стаканизм», названный в честь прозвища бывшей губернаторки, стал характерным для города только со второй трети 2000-х годов. До этого преобладал так называемый ретроспективизм — частный случай капиталистического романтизма. В Нижнем Новгороде с 1990-х существовала нижегородская школа архитектуры, старт которой дала мастерская «Харитонов & Пестов». В Москве почти все контролировал Юрий Лужков со своими друзьями, отсюда и название — лужковский стиль. А центр Йошкар-Олы превратили в марийский Брюгге по воле Леонида Маркелова — бывшего главы Республики Марий Эл и большого ценителя эпохи Возрождения.
Помимо локальных различий, в капиталистическом романтизме наблюдаются и общие художественные приемы. Придумывать новаторские ордерные системы для оформления колонн и пилястр принято от Калининградской области до Чукотки. Всеобщей любовью пользуется и синее тонированное стекло. Для простоты восприятия неисчислимых архитектурных особенностей мы придумали «девять кругов капрома» и к каждому из них приводим по одному характерному примеру.
Изгибиционизм
Всероссийский центр глазной и пластической хирургии, 2001, Уфа. Фото: Pilot Hub
В этом слове нет опечатки. Изгибиционизм — это страсть к изгибчикам: волнообразные линии фасадов, натяжные потолки в лучших традициях евроремонта, обтекаемые контуры. Хороший пример использования гнутых линий — Всероссийский центр глазной и пластической хирургии в Уфе, построенный к 2001 году. Здесь есть и довольно скромные повторяющиеся арки, и витиеватый объем одного из корпусов, отсылающий нас к работам биоморфистов. Несколько зданий композиционно образуют подобие советского серпа и молота. Но главное, что привлекает внимание, — это огромный светящийся глаз или «уфимский Мордор», как его прозвали в народе. Это типичный для постмодернизма образец «здания-утки». Именно так американский архитектурный исследователь Роберт Вентури и его соратники прозвали объекты, внешний облик которых позволяет четко считывать их назначение.
Иронический ордер
Бизнес-центр «Чайка Плаза 7», 1997–2002, Архитектор А. Ахмедов, Москва. Фото: Евгений Чесноков
Знатокам архитектуры знакомы многочисленные эксперименты с ордером в период ар-деко. Капиталистический романтизм, следуя игривому настроению «ревущих двадцатых» и ранних 30-х, добавляет в архитектурную копилку несколько сотен (если не тысяч) вариантов декорирования капители. Для этого «круга капрома» очень важен творческий метод отдельных авторов. Среди лидеров ироничного ордерного высказывания можно назвать архитектора Абдулу Ахмедова, известного еще по советским проектам. В 1990–2000-е он освоил язык постмодернизма и спроектировал одно из самых запоминающихся зданий эпохи — бизнес-центр «Чайка Плаза 7» в Москве.
Шляпки
Высотка «Бэтмен» (народное название), 2003, архитекторы А. Баранов, А. Долнаков, И. Поповский, Новосибирск. Фото: Gelio
Крайне распространенный элемент архитектуры эпохи капрома — «шляпки». Этим незатейливым названием мы обозначаем различные высотные акценты на зданиях: короны, ротонды, шпили и, конечно, купола. Их популярность в постсоветское время объясняется модернистскими ограничениями на строительство, существовавшими в Советском Союзе. В их контексте большинство «шляпок» признавалось недопустимыми архитектурными излишествами. Длительное воздержание и открывшиеся с развалом СССР свободы привели к бурному «шляпкозакидательству» наших городов и других населенных пунктов.
Зеркальное стекло
ТРК «ПИК», 2004, архитекторы А. Столярчук, Е. Рапопорт, А. Супоницкий, Санкт-Петербург
Одним из популярнейших направлений постмодернизма считается хай-тек. Контрастные материалы, динамичные формы, выразительные текстуры, обилие стекла и металла, которые остаются неотъемлемыми спутниками этого архитектурного направления, вошли в тренды капрома ближе к концу 1990-х. В особо консервативных городах, оберегающих чистоту своей дореволюционной застройки, тенденции хай-тека утвердились только к середине 2000-х. Исторический центр Санкт-Петербурга к знаменательному юбилею 300-летия (с небольшим запозданием) обогатился своеобразным «даром на 300» — торговым центром, который может дать фору знаменитому парижскому Центру Помпиду. Огромный стеклянный «айсберг» вырос на главной транспортной развилке города в нескольких метрах от культовых достопримечательностей. Архитекторы комплекса, заранее предвещая общественные недовольства, превратили его главный фасад в огромное зеркало, отражающее любимые открыточные виды жителей и гостей города.
Полированный гранит
ТДЦ «Новинский пассаж» (ныне БЦ «вэб.РФ»), 2004, архитектор М. Посохин, Москва. Фото: РБК
Рожденный подчеркивать статусность — именно так следует воспринимать роль полированного гранита в объектах капрома. В некоторых городах, как, например, в Петербурге, гранит вместе с этим является частью локальной идентичности, символом утраченной столичности. Этот материал не про утилитарность, а про элитарность, демонстрацию возможности его использовать, «потому что могу!». А эффект скольжения легко исправить с помощью ковра.
Тридемакс
«Московия-Сити»/Дом Правительства Московской области, 2007, архитектор М. Хазанов, Московская область. Фото: Мария Лыцсева
Главный «ящик Пандоры» раскрылся в период активного освоения архитекторами различных графических приложений. Контрл+ц контрл+в, наслоения объемов, врезки и вырезки, эксперименты с полигональной сеткой пополнили и без того богатый архитектурный инструментарий мэтров-капромантье.
Капроментирование
ТЦ «Дом Лангелитье», 1903 – построен, 2002 – капроментирование, архитекторы А. Мельник, В. Смотриковский, Владивосток. Фото: VL.RU
В капитализме часто случается, что собственника не удовлетворяет капиталоемкость используемого объекта. Тут ему на помощь приходит капроментирование — редактирование внешнего и внутреннего облика здания с целью создания наиболее благоприятной финансовой среды. Реже — с целью украшения и улучшения, как это видит владелец, на основе его личных вкусов и пристрастий. Результат чаще всего отвечает главному принципу стиля фьюжн — сочетанию несочетаемого.
Регионализм
Музыкальный театр им. И. М. Яушева, 2011, архитекторы А. Мельник, С. Болисов, Саранск
Региональные различия присутствовали и в советской архитектуре, но с началом формирования новой российской государственности локальные культурные особенности проявляются с большим энтузиазмом. На первых реформационных порах отдельным субъектам дали значительные свободы самоопределения. Растет национальное самосознание у малых народов, формируются местные школы. Регионы активно соревнуются с соседями и даже с Москвой, нередко перенимая у неt признаки столичного статуса. В Саранске тенденции сталианса соединяются с элементами народной культуры, формируя уникальный пласт архитектурного наследия. Здание музыкального театра им. И. М. Яушева объединяет мордовские народные элементы (восьмиконечную звезду, контрастное сочетание красного с белым, фигуру застежки-фибулы — сюльгамо) с классическим портиком и специфическим мордовским «ударом бича» — локальной интерпретацией популярного в эпоху модерна декоративного элемента.
Реваншизм
Здание банка «Гарантия», 1995, архитекторы А. Харитонов, Е. Пестов, Нижний Новгород. Фото: Live Journal
Бурное развитие капрома было вызвано не только усталостью от советского модернизма, но и желанием взять реванш над насильно прививаемыми ценностями. Переосмыслить досоветское прошлое, позволить себе ранее запрещенное, непозволительное, вернуть религиозную составляющую, приобщиться к архитектурным стилям царской России. Наиболее популярным оказался модерн и его постмодернистская реинкарнация — неомодерн, распространенный в большинстве регионов. Наряду с ним в большом количестве встречаются очередные волны неоклассицизма, необарокко, неоготики, неоренессанса и прочих стилей. Наблюдается и любование советским архитектурным наследием, хорошо выраженное в неоконструктивизме и неосталиансе. А современную нам эпоху называют метамодернистской (читай: неомодернистской) — очередной виток истории с возвращением к тому, от чего так старательно убегали в «лихие 90-е».
На обложке: здание банка «Гарантия», 1995, архитекторы А. Харитонов, Е. Пестов, Нижний Новгород. Фото: Live Journal.