Круглый стол : Традиции/ Как помнить старое, но создавать новое

Анна: Недавно вышла коллекция Ани Кулачок для HALF&HALF. Там всего две тарелки, вышли они ограниченным тиражом — одну уже раскупили, другая еще есть. Отклик - сужу, как минимум, по-нашему материалу - был на них огромный, у публики интерес очень жив к таким вещам. Но у Кулачок интерес в этой мини-коллекции в том, что она берет старый мотив и пытается переосмыслить его в контексте новых графических приемов. Насколько это успешная концепция: использовать национальные паттерны?

Элина: Я считаю, что использование упрощенного узора - будь то хохлома, гжель или палиха - это путь в один конец. Я за то, чтобы русские ремесла как-то правильно миксовать: а счет форм, внедрения элементов в мебель. Я понимаю, о какой коллекции идет речь: там синие горошки и розочка гжели вместо одного горошка. Коллекция прекрасная, но к русскому ремеслу не имеет никакого отношения. Это вариация на тему. Не развитие, а какой-то маркетинговый ход. Там души нет.

Мария: Кто видел коллекцию Вандерса «Одна Минута»? Это та же консервативная форма - круглая тарелка - искусствоведы поспорили немножко и сошлись в одном, что вот этот синий кобальт, вот это близкое к космосу состояние цвета и глазурь на этих двух тарелках в абсолютно разных двух коллекциях, у Вандерса и у Ани Кулачок - вызвала одну и ту же положительную реакцию. Может быть такого бы не было, если бы это была традиционная гжель. Потому что кобальт это не русское, не традиционное. Если мы говорим про успех, то там нет упрощения: или мы говорим о ремеслах, или мы говорим о традиции, которая через призму автора-художника получает новое развитие. Все остальное - констатация.

Элина: Я считаю, что это абсолютное упрощение, и вот почему. Та гжель, которая завоевала любовь, которая прогремела в прошлом веке, которую полюбили иностранцы - она была очень сложной. Не просто горошек и розочка. Мне нравится, что это стали делать, что дизайнеры развернулись лицом к истокам, ремеслу, к корням. Но та гжель, которую полюбили, была высокохудожественным произведением искусства.

Мария: Невозможна консервация традиций. Традиция - это передача. Невозможно сохранять только консервируя. Чтобы новое поколение не воспринимало это как фолк или китч, это должно быть пропущено через призму восприятия художника. Художник это творец. Остальное - техники. Этот маленький цветок в коллекции Кулачок интегрирован так, что коллекция является гжелью.

Марина: Это авторское видение и в этом его ценность. И в отличие от цветочков из перехода, которые являются эрзацем, в данном случае мы видим абсолютно творческое высказывание. Да, паттерн берется не в традиционном виде, а в авторском прочтении, но в этом и есть развитие.

Мария: Есть устойчивые традиции, а есть новации. И это процесс взаимопроникновения - не надо их противопоставлять. Была коллекция лет 10 назад, во Франции никто даже не понял, кто это и что это: Pierre Frey сделал коллекцию тканей. Называлась она Volga. Когда я ее увидела, я была уверена, что это русская коллекция. Там Волга во всех ее ипостасях: она замерзшая, она расцветшая, она осенняя с листьями, она пламенеющая на Ивана Купалу - восемь расцветок тканей. И это французы, там не было русского участия. Какое уважение, знание - работал художник!

Анна: Если я правильно помню легенду, вы (SOHA) начинали со своей историей с традициями Русского Севера здесь - но здесь она не зашла. Зашла на Maison & Objet, и только потом окольным путем вернулась в Россию. Почему свои же традиции мы любим больше, когда они прошли через призму восприятия иностранцев?

Денис: Это как знак качества. Раз там оценили, то давайте к ним присмотримся, вроде хорошо делают. Как правило, у всех так получается: сначала надо там заявить о себе.

Марина: Мне кажется, это нормальный процесс. Когда что-то становится знаменитым всемирно, то это становится интересно той стране, откуда пришло. То же самое происходило не только с нашими ремеслами, но и, например, с японскими кимоно. В начале 20 века была мода на этнику, были французские дома, которые специализировались на продаже японских кимоно. И лучшие из них были сделаны для европейского рынка: они были богаче украшены, были ярче, интереснее. Благодаря этому начало развиваться и местное видение, увеличился интерес.

Анна: То есть дизайнеру вообще нет смысла начинать что-либо здесь, надо сразу двигаться на Запад?

Все: Не согласны!

Мария: Есть чудесные совершенно девочки и они делают керамическую посуду с берестой. Это было принято сразу. Когда яркий художник, когда у него острый глаз, когда люди работают с традиционными материалами, но знают современные тенденции, когда они не боятся, когда это остро и качественно.

Мария: Художник - всегда человек мира. Транслируя вечные ценности (а они не могут быть в отдельно взятой стране - тогда это фольклор и ремесло), если это признается другими культурами - это успех. И не потому что «Ах, на Западе нас признали!» - не важно, Запад это Восток, внизу или наверху - это язык диалога с культурой мира. Общекультурные ценности никто не отменял.

Марина: Дизайнер не обязан вдохновляться только своими традициями. Яна Светлова взяла за основу мотив Альгамбра. У нее русское видение с любовью к малахиту, что для той же самой альгамбры не характерно. Именно это прочтение практически завоевало мир. А сначала она очень сомневалась, делать его или не делать - ну кто купит такое яркое? И это бестселлер.

Марина: Традиционный мотив — это главный источник для вдохновения, если говорить о принтах. Я скупаю книжки с традиционными мотивами различных стран и они полны открытий. Многие мотивы пересекаются, мы видим взаимопроникновение культур в разные века. Сейчас все все очень быстро узнают: международные выставки, интернет - однако, проникновение культур существовало всегда. Оно происходило немножко по-другому. Процесс шел медленнее и каждый традиционный мотив больше деформировался и изменялся, пересекая границы.

Анна: Хорошо это или плохо? Было больше авторского?

Марина: У нас больше возможностей и для изучения, и для насмотренности — можно съездить и пообщаться с мастерами в любой точке мира, мы обладаем большей базой для того, чтобы что-то создавать. Это ставит нас в более жесткие условия, потому что у всех дизайнеров мира такая же база. И в этом смысле особенно интересно обращение к своим национальным традициям. Почему гжель стала популярной в конце 20 века?

Все: Почему?

Марина: Потому что господдержка. Потому что они вложились в это и стали развивать - при этом масса ремесел в 20 веке умерла. Должен быть либо капиталист, который видит в этом перспективу, либо должно быть государство, оно поддерживает традиционные вещи, которые являются частью культурного богатства.

Элина: Но ведь государство не заставит тебя покупать эту тарелочку, которую ты произведешь.

Анна: Да, ее просто будут производить бесконечно.

Марина: Помимо вложения в производство, есть еще вложения в маркетинг, в открытие магазинов, в мерчендайзинг, в позиционирование. Если продукт массовый — вокруг него масса вложений. Если речь идет о штучных вещах, как у Дениса…

Элина: Вот я за штучные.

Марина: Но тогда это не выгодно большому заводу.

Мария: Интересны мы будем тогда, когда не будем показывать это как промыслы, как «a la russe», который не имеет развития. Художник, архитектор, дизайнер — это человек, который творит, который находится в своем национальном самосознании. Для него этот элемент это не фольклор, а часть культуры. И орнамент, и форма. Есть вещи, которые умирают, которые становятся национальным достоянием. Хохлома это сложнейшая вещь: семь слоев последнего покрытия с использованием олова. Но это уже история — то что не имеет развития в собственной стране и становится музейными экспонатами, с этим идти дальше нельзя.

Марина: Россия — очень вдохновляющая страна для художников, не только местных, но и по всему миру. Многое действительно пострадало. И для того, чтобы нами вдохновлялись, надо самим вдохновляться. И нужно чтобы образ России был привлекательным.

Мария: По поводу русского стиля - а что такое вообще русский стиль? Или мы говорим о русских темах в интерьерах. Или говорим об эпохах: довизантийская эпоха это очень суровое, очищенное от декора пространство, если говорить о Византии - совсем другая эпоха. Новый правитель — это новое течение.

Анна: Ну а современный русский стиль это что такое?

Мария: А есть современный французский стиль? Тебя тогда спросят: Кантри, Прованс, Дворцовый?

Марина: У меня супруг француз, который очень сильно нервничает, когда я называю традиционными парижскими апартаменты в здании 1870-х годов постройки. Он считает, что это должны быть здания 18 века исключительно. Для него это не традиционный парижский интерьер, а для нас - да. Есть все равно какое-то видение, и нам, находясь внутри, его сложно оценить. Стиля нет, но есть черты.

Мария: Мне бы хотелось увидеть, чтобы работы русских архитекторов и дизайнеров в интерьерах были бы так же отличимы, по настроению, по нюансам, как мы безошибочно отличим французский интерьер и итальянский интерьер. Это национальные черты, традиции, цветовые сочетания - они, конечно, проявляются. У нас пока этого нет.

Анна: Мне кажется, наши интерьеры тоже можно отличить.

Мария: По вылизанности, по декорированию, по правильной постановке перед съемкой. Это точно! Если все выхолощено, если поставлена камера на симметрию - нет небрежности, нет свободы внутренней.

Марина: Любовь к выхолощенному и новенькому тоже обусловлена тем, что происходило с нашей страной в последние сто лет. У меня заказчики 5-7 лет назад вздрагивали, когда я предлагала паркет елочкой. Традиционный паркет елочкой - он прекрасен! Но настолько не хотелось ничего, что напоминало о том, что у них в детстве лежало на полу в семиэтажке. У каждой страны своя история и свой более или менее болезненный период. То, что сейчас заказчики больше не вздрагивают, когда мы предлагаем паркет елочкой и не пугаются, когда мы вдохновляемся гжелью - уже очень хороший процесс. Появляется интерес к нашим истокам, интерес к нашим традиционным культурным элементам.