
Никола-Ленивец. Рай на земле
Арт-парк Никола-Ленивец выпустил книгу-исследование феномена главного российского ленд-арт парка и его места на карте актуального искусства. Издание «Никола-Ленивец. Рай на земле» состоит из двух томов: первый, написанный Николаем Полисским, посвящен природе его творческой практики, а второй объединяет создателей «Архстояния» и представляет собой документ о российской фестивальной культуре.
Ключевая идея издания состоит в том, чтобы взглянуть на два взаимодополняющих направления — художественную деятельность Николая Полисского и двадцатилетнюю историю фестиваля «Архстояние» — насколько это возможно, в отрыве друг от друга. Из двух томов («Полисский. 2000–2025» и «Архстояние. 2005–2025»), подготовленных разными авторами, читатели узнают, как деревушка под Калугой превратилась в пространство невозможных встреч и соединения несоединимого, где городской культурный истеблишмент вступал в бесконфликтную коммуникацию с местными жителями, а стихия стала привычным, хотя и не всегда удобным для художников и архитекторов соавтором. С разрешения авторов мы публикуем отрывок из первого тома.

Николай Полисский с книгой «Никола-Ленивец. Рай на земле»
Сенная башня* в народе — Башня или Зиккурат, Никола-Ленивец, Калужская область Лето 2000**
Я сначала не знал, насколько все примет гигантские формы. У меня первые помощники были — деревенские, свободные от всего люди, сильно пьющие, моего возраста и старше. Самые забавные на тот момент жители деревни. Они были частью самого произведения, настолько они были красавцы сами по себе, настолько у них были сами по себе выразительные физиономии и то, во что они одевались.
Дед Иванов, Женя Гусь, Дядя Ваня Сокол, Кирилыч, Женя Голубец, Эдик Безуглов1, какая-то примкнувшая к ним молодежь. Димка [Мозгунов] иногда появлялся. Все такие мои. Ну и были залетные — Леха Беляй2 например. То есть такие, кто нестабильно приходил, и с ними расплата была в основном «жидкой валютой». Потому что у них, в общем, все для жизни было, им нужно было только подкрепиться. Как Винни-Пуху.
И мы с ними косили-косили, ворошили-ворошили, стоговали-стоговали. Но сена все не хватало и не хватало, хотя мы для экономии сена сделали такой чум — внутри часть полая. Я даже договорился с трактористом по кличке Доллар, который начал возить мне сено в рулонах: колхоз еще был, и он рулонил. В какой-то момент он просто на этой горе ковырнул трактор. Заработать ему не удалось, пришлось в колхоз что-то выплачивать, но он был героем. Я его отснял с молодыми девушками в обнимку: трактор лежит, колеса наверху, а он счастливый снимается.
Когда я понял, что мы не справляемся этой малочисленной бригадой, по субботам и воскресеньям приходила вся деревня. У меня в каталоге3, который Вася [Копейко]4 напечатал, сто человек соавторов — все, кто хоть чуть-чуть помогал. Почему они приходили? Потому что общая какая-то скукота, а здесь коллективное действие. Им это удивительно нравилось. Заодно и пикник там происходил, они еду приносили. Семьи, которые крепкие в Звизжах, — и Годовиковы, и Серовы, и Матковские приходили, детей своих присылали.
У меня не было денег, чтобы им сильно платить. Но много и не требовалось. Все отношения были неденежные почти, бедное равенство. Еще москвичи не привезли сведения о капитализме — что нужно требовать денег и прочее. Еще была крестьянская взаимопомощь, в деревне помогали друг другу почти бесплатно. Я не сторонник советской идеологии, но это неоспоримо: люди, когда лишены конкуренции, что-то в них другое. Больше улыбаются, больше радуются простым вещам.
Мы делали-делали, а я как бешеный снимал фотографии. Приобрел мыльницу более-менее приличную, Olympus. Не самую дешевую, а большую. И снимал весь этот процесс бесконечно. У меня было ощущение его важности, но я не представлял результата. Мне кто-то говорил: ты все знал, нам не сказал. Ничего я не знал. Но помню ощущение абсолютного творческого счастья — когда тебе кажется, что все, что делаешь ты и твои помощники, невероятно важно.
У них тоже было. Вначале ведь не думаешь: косить, стоговать — понятная крестьянская работа. Но когда начала появляться форма, выходя на гору, они оборачивались, говорили: сегодня красивее, чем вчера. Начали понимать, что делают нечто невероятное, хотя им не совсем понятное. Стог в русском пейзаже — в любом пейзаже — органичная часть природы. Но не является искусством. «Башня» вроде бы тоже является принадлежностью этого пейзажа. Но тут очень тонкий момент, его трудно объяснить, этот нюанс — органичности и все-таки большого труда художника сделать такую вещь. Чтобы это не было слишком ярко, но начало бы работать как искусство и произведение было сильным. Что-то по-настоящему изменить, не меняя. Есть вечная природа, есть объект, но ты делаешь какую-то третью вещь.
Вроде бы все абсолютно органично, но при внимательном рассмотрении возникает таинство искусства. Человек наконец понимает, что это рукотворная вещь. Или даже вещь, сделанная силами более могущественными. И никто не знает, для чего это сделано. Оно должно поражать само по себе, а не из объяснений, что это такое.
Я думал, башню разберут на сено. Но то ли сена было много в том году, то ли коров мало, то ли трудно было оттуда увозить — боялись, что перевернут трактор, — а разворошили только верх. И она стояла полуразрушенная.
Разобрать самим очень было бы тяжело. И вдруг пришла идея все это дело сжечь. Май месяц, «Арт Москва», Герман [Виноградов]5 бегает. Я говорю: Герман, хочешь быть Геростратом? Он говорит: с большим удовольствием. Помню эту его фразу. Мне как создателю не положено уничтожать, а он с большим удовольствием.
Процесса лепки снеговиков я не видел. Для меня самого он был тайной — я все увидел уже в готовом виде. Но здесь я был свидетелем всего, что и как происходило. Искусство было и в самом произведении, и в его строителях. Мне было это невероятно важно.
* В соавторстве с Константином Батынковым. ** Объект был сожжен. 1 Жители деревень Никола-Ленивец, Кольцово и Звизжи, друзья и соратники Николая Полисского.2 Житель деревни Звизжи.3 Имеется в виду каталог экспозиции Николая Полисского и Константина Батынкова в рамках спецпроекта «Башня» на выставке-ярмарке «Арт Москва», проходившей 24–29 апреля 2001 г. в Центральном доме художника в Москве.4 Житель деревни Никола-Ленивец, друг и армейский товарищ Николая Полис- ского, один из пионеров российского полиграфического дизайна, соучредитель компании Typo Graphic Design, арт-директор арт-парка «Никола-Ленивец», соуч- редитель «Архстояния» и один из создателей настоящей книги.5 Российский художник-акционист и профессиональный фрик (1957–2022), который исполнял роль «никола-ленивецкого Герострата» на Масленицу вплоть до конца 2010-х.








Все изображения предоставлены пресс-службой арт-парка Никола-Ленивец.

